— Знаешь, Рахиль, было бы здорово, если бы мы поженились.
Она взволнованно глядела на меня, но в то же время, как будто я застал ее врасплох.
— Это что, предложение?
Я очень тщательно подбирал слова:
— Это было условное предложение, дорогая. Я сказал: «если бы мы поженились».
— Это я поняла. А теперь скажи, ты хочешь, чтобы твое желание исполнилось?
— Нет... О, демоны преисподней, да! Но сначала хотелось бы иметь право просить тебя об этом. Авторы научных романов, как правило, не имеют солидного финансового положения, и ты об этом знаешь. А ты привыкла к таким условиям...
— За эти условия и удобства я плачу из денег, оставленных мне отцом, — перебила она меня. — После свадьбы они не исчезнут.
— Но ведь это же твои деньги, моя дорогая. Мне случалось голодать, но я никогда не был паразитом.
— Ты не будешь паразитом, — мягко сказала она, и я понял, что она тоже тщательно выбирает слова.
И все же, следовало проявить сильную волю.
— Рахиль, — сказал я. — Мой издатель вскоре должен связаться со мной. Если он примет этот мой новый научный роман... Если он будет хорошо продаваться...
— Ну? — подбодрила она меня.
— Ну, может тогда я и смогу попросить твоей руки. Но сейчас ничего сказать не могу. Маркус наверняка уже получил посылку, но вряд ли прочитал рукопись. А про его решение я узнаю еще позже. В связи с Олимпийцами это может тянуться несколько недель...
— Юл, — сказала мне Рахиль, положив мне палец на губы. — А ты позвони ему.
Все линии были постоянно заняты, но мне как-то удалось пробиться. Поскольку время было послеобеденное, удалось даже застать Маркуса в конторе. Более того, он даже был совершенно трезвым.
— Юл, сукин ты сын! — заорал он, взбешенный. — Ты куда подевался? Придется приказать тебя выпороть!
Но про эдилов он не упомянул.
— Ты уже прочитал «Путешествие в христианский мир»? — спросил я.
— Какое еще путешествие? А, это! Нет, еще и не глянул. Естественно, я его беру, но сейчас меня интересует «Ослиная олимпиада». Теперь цензоры уже не будут иметь никаких претензий, понял? Правда, придется кое-что переработать, добавить этому Олимпийцу глупости, дурости, злости... Юл, это будет ударная штука! Мне кажется, что из этого даже будет постановка. Когда ты можешь быть здесь, чтобы взяться за дело?
— Как тебе сказать... Думаю, что скоро, но я еще не знаю расписания кораблей...
— Никаких кораблей! Возвращайся немедленно, и самолетом! Расходы берем на себя! Кстати, аванс мы тебе удвоили. Деньги на твоем счету будут уже сегодня.
А через десять минут, когда я уже безоговорочно сделал Рахили предложение, она тут же и безоговорочно согласилась. И хотя полет в Лондон продолжается девять часов, все время пребывания в салоне я улыбался.
Писательский труд дает некую свободу. Может и не в плане денег, зато во многих других вещах. Не надо каждый день ходить в контору, а кроме того, чертовски приятно, когда сидишь в поезде или, там, на корабле с воздушной подушкой, и видишь, как совершенно чужой тебе человек читает твои собственные слова. Но когда ты становишься автором потенциальной сенсации, дела принимают совершенно иной оборот. Маркус поместил меня на постоялом дворе неподалеку от конторы редакции и висел над душой, пока я превращал своего выдуманного Олимпийца в самого тупого, неуклюжего и отвратительного типа, которого только видела Вселенная. Чем более презрительно комичным становился Олимпиец, тем больше нравился Маркусу. Равно как и всем остальным сотрудникам издательства, как и руководителям филиалов в Киеве, Манахаттане, Калькутте и парочке других городов мира. Маркус с гордостью сообщил мне, что моя книга выйдет во всех этих городах одновременно.
— Юл, с этим мы будем первыми в мире! — восторгался он. — Ведь это же золотая жила! Деньги? Естественно, что я стану платить тебе еще больше. Ты же сейчас на волне!
Понятное дело, телестанции тоже заинтересовались, причем до такой степени, что подписали договоры еще до завершения переделок. Сенсацию вынюхали газеты, каждую минуту присылавшие ко мне журналистов, и это занимало каждое мое свободное мгновение, не занятое переделками, корректурой, позированием на обложки и заключением договоров на авторские встречи. Короче, некогда было в гору глянуть, пока я, наконец, не очутился на борту самолета, чтобы лететь в Александрию, к своей невесте.
Сэм встретил меня в аэропорту. Он выглядел еще более постаревшим и уставшим, к тому же, махнувшим на все рукой. Когда мы ехали в дом Рахили, где уже начали собираться свадебные гости, я попытался его развеселить. Меня буквально переполняла радость, хотелось ею поделиться. Наудачу я сказал:
— Во всяком случае, теперь ты можешь вернуться к своей настоящей работе.
Он поглядел на меня как-то странно.
— Это что, писать научные романы?
— Да нет же! Это моя работа. А у тебя есть личный межзвездный зонд, так что работы хватает.
— Юл, — печально сказал он. — Ты что, только проснулся? Разве ты не знаешь последнего сообщения Олимпийцев?
— Ясное дело, что знаю, — обиженно ответил я. — О нем все знают. — А потом задумался, и до меня дошло, что это Рахиль сказала мне про него, сам же я его напечатанным не видел. — Я был очень занят, — неуклюже стал оправдываться я.
Сэм посмурнел еще больше.
— Так ты не знаешь их сообщения, что они не только порывают с нами контакт, но и отключают все наши зонды?
— Но, Сэм! Если бы наши зонды не передавали информацию, я бы услыхал про такое.
— Не услыхал бы и не знал, — терпеливо стал объяснять Сэм. — Сигналы от них пока еще идут к нам, и так будет продолжаться еще пару лет. Нас выкинули из космического пространства! Нас там не хотят!